Воспоминательный флешмоб: я от Лоры Белоиван получил 1984 год.

Получил от Лоры Белоиван 1984 год для вспоминашек. Это конец моего второго курса, начало третьего, а между ними – немного стройотряда и немного работы в ходе Фестиваля молодежи и студентов - к которому, кстати, именно в тот год в нашем парке Дружбы вкопали монумент "Соитие в прыжке".

Лора назвала 1984 год «оруэлловским», но я тогда про Оруэлла знал мало – только из небольшой статьи в «Комсомольской правде», где говорилось о том, что вот был в Англии такой ультрареакционный писатель-антисоветчик, практически фашист, который написал такой роман, «1984» (поменявши местами последние цифры с показаниями календаря), который и предсказывал в 1984 году торжество в Британии мерзкого тоталитарного строя, якобы социалистического. Ан вот на самом деле в СССР – торжество развитого социализма и Фестиваль, а в Англии – борьба за дело мира и разрядку международной напряжённости (со стороны трудящихся, конечно).

Ну, а дальше мне придётся рассказать историю, которую я уже рассказывал. В первый раз ещё в ФИДО, а потом как-то и в ЖЖ упоминал, пару лет назад, что ли...

Я работал дежурным переводчиком в гостинице "Измайлово". Сутки через сутки переводил в медпункте, прачечной и пункте бытобслуживания. Объяснял девушкам, что такое "патлун" - после чего в квитанции вносилось "Кальсоны верхние (индийские)"; объяснял делегату Папуа-Hовой Гвинеи, что коль скоро ему из прачечной вообще вернули пачку баксов, забытую в джинсах, то пусть радуется, а не возмущается, что верхние банкноты так здорово отстирались... Вызывали для кого-то ещё (из привыкших сидеть на унитазе «орлом») слесаря – у него соскользнула и застряла нога... В ночное дежурство спал самым диковинным манером: чтобы мы бдили и не блудили, из дежурного номера убрали кровать (там и девушки бывали в смене). Вызовов ночью нет. Спать хочется. Вот и спали как получится. На полу не очень, там было пыльновато и даже не ковролин, так сперва я составил два кресла и спал в виде круассана или там креветки – на спине, задравши ноги на одну спинку и опираясь лопатками на другую; утром проснулся навыворот – кресла разъехались, ноги на одном кресле, подбородок на втором, а живот между ними на полу. Потом попробовал спать на подоконнике – пятый этаж, лето, жарко, - и едва не проснулся (или едва не НЕ проснулся) на асфальте возле гостиницы... Разбирался в том, что едят и чего не едят вегетарианцы простые и строгие, мусульмане, адвентисты, - и втолковывал это поварам... Ну и так далее. По большей части, конечно, работа не очень ответственная, второкурсники всё-таки.

А к фестивалю нас, студентов-второкурсников, готовили спецкурсом по учебнику такого Поришки "Курс хиндустани (хинди и урду) для изучающих английский".
Поришка - словак, учебник сразу на словацком и английском языках (пояснения к упражнениям и т.п.), хинди и урду (очень мало отличаются, можно считать, один язык или два близких диалекта, только графика у одних - деванагари (закорючки под линией), у других - персидский насталик (просто закорючки, ну почти как у арабов).

Учебник был построен так: типа повести, разбитой на тематические главы. Там два друга путешествуют по Индии – успешно завершив очередной год в университете (про это тоже есть), они едут через всю страну к родителям одного из них, а по пути едят в ресторане, заходят за покупками в магазин и на рынок, осматривают музей, пользуются услугами почты, покупают билеты на поезд, наконец, не выдержав столь бурной деятельности, в поезде один из друзей падает из вагона (кстати, в индийских поездах это легче, там часто между вагонов переходы открытые – напротив друг друга две ступеньки с перильцами, и качает) и попадает в больницу... ну, второй его навещает. Он приходит в больницу и спрашивает: "Что с моим другом?" - причем "моим" в форме не "мера", а "хамара" - "наш" то есть. Тогда сестра ему отвечает: "Не волнуйтесь. Состояние вашего друга удовлетворительное. Операция длилась пять часов, хирург сделал все что мог. Ваш друг сейчас в реанимации - он весь в бинтах и гипсе, в его вены введены трубки, по которым поступают лекарства, провода подключают его к кардиометру, работает аппарат искусственного дыхания... Если что-то в его состоянии изменится, мы известим вас. Есть ли у него родные и наследники?"

Каждый текст описывал всевозможные жизненные ситуации, включал массу новых слов и всякую грамматику - а мы должны были задалбливать большие куски текста наизусть, чтоб потом не думать о конструкции фразы, а выдать готовый блок...

Такая система позволяла нам, зелёным второкурсникам, освоить нужные слова и конструкции – которые могли бы выручить нас если не в дискуссиях о международном положении, то по крайней мере в ситуациях типа той, с "кальсонами", или там с вопросами о блюдах в ресторане. (В ресторане, кстати, тоже бывало. Например, когда один индус, строгий ведж, спросил, чего ему дали, а дали баклажанную икру, - я ему сказал, что это эгг-плант. Но я, говорит, стрикт ведж, пакка ведж ху! Я яйца (эггз) не ем! Я ему на хинди (вспоминаю поговорку "ракаби пар андола" – "баклажан на блюде", это когда и нашим и вашим), - йе андола хэ! Но в слове "андола" тот же корень, "анда" (яйцо), и никак он не хочет понять, что это овощ. Так страху ради иудейска индусска и не съел. А впрочем, он был прав: там же был чеснок, а его стриктам никак не можно...).

...И вот в один прекрасный день прибегает медсестра и кричит: "Ой, ой, шестьсот сороковому плохо - инфекция!


Тут же вызвали инфекционную службу - она дежурила на фестивале - и вскоре, точнее, сразу, как мы поднялись на 6-й этаж, мы увидели, как из грузового лифта два мужика в скафандрах (современных противочумных комбинезонах) выходят с носилками-каталкой, закрытой такой гофрированной трубой - пациента закрывают такой "гармошкой", чтоб он при эвакуации кого не заразил, у него в мир – только 2 крохотных иллюминатора на головной части... Жуткое зрелище, страшнее, чем команда Ключника в "I.T. the Extraterrestial". Забирают они температурящего индийца в этот саркофаг, тот орёт, протестует... Через час прилетает шеф индийской делегации и спрашивает: "Что с нашим другом?"

Я начинаю объяснять - и вдруг понимаю, что обычный мой словарь отключен, а перед глазами словно висит текст Поришки: "Не волнуйтесь. Состояние вашего друга... - и далее по тексту. Я мнусь, заталкивая в себя слова о капельницах, операции, гипсе... Индиец ждет. Висит гробовое молчание. В конце концов индиец не выдерживает и бледнеет: "Ой... Что, неужто - т а к плохо?..

Я мотаю головой, в которой крутятся поришкины ужасы и кошмары, не в силах сказать что-либо. Наконец без сил падаю в кресло и трясусь, закрывая лицо руками. Онн думает - я рыдаю, и ему становится вовсе хреново...

К слову сказать, в это время я знал уже, что ничего серьёзнееб анальной простуды, совмещённой с поносом, не нашли, и забранный вскоре вернётся домой... а сказать ничего не мог из-за гипноза "готового блока".

И, наконец, он спохватывается и любезно говорит: "А то в нашем выступлении он довольно важен" - и добавляет: "Если что-то в состоянии нашего друга изменится, вы нам сообщите... ;)

И это - опять блок!..

...там ещё много всякого было, в тот год. Ну, например, я познакомился с Нуралли Латыповым (чтогдекогдашником) - рисовал картинки для оформления дискуссий на том же Фестивале, несколько эскизов сохранилось - можно посмотреть в "рисунках" в фотоальбоме моего лирушного журнала. Например, http://www.liveinternet.ru/photo/779444/post524356/, http://www.liveinternet.ru/photo/779444/post524353/, http://www.liveinternet.ru/photo/779444/post524351/, http://www.liveinternet.ru/photo/779444/post524311/ - так как-то.

ну, много всего было, но историю с Поришкой я особенно люблю

Все фото из Индии тут: http://photo.qip.ru/users/paul65dr/4156613/