
(Нерегулярный выпуск)
1.

Шашлык из бараньей шейки с луком, зеленью и паприкой; салат из помидора бакинского с ароматным подсолнечным и льяным маслом, с чёрным и красным острым перцем и паприкойЮ и с капелькой майонеза; сухое красное вино.
2.

Сыр пармезан (Аргентина), инжир, сухое красное вино.
3.

Рубленый бифштекс от "Мираторга" из говядины "Black agnus" - эдак бубликом, а в серёдке глазунья зажарена; картофель запечённый, помидор с перцем; сухое красное вино. Всю тарелку извазюкал, пока перекладывал этот ангус. Кстати - совсем не впечатлился им, суховат.
4.

Ирландский паб "Wild Duck" на 7-й линии Васильевского острова (СПб) - колканнон (пюре из капусты и картошки), пастуший пирог с бараниной, картошкой и луком, эль "Bombardier". Это паб-ресторан, а талисманом там у них живой селезень - бродит по залам, кладёт голову на колени гостям - клянчит еду, ну и гадит время от времени :)
5.

Нежное копчёное мясо, луковый конфитюр, крутоны ("гренка не может стоить 8 долларов, а крутон — может"... впрочем, тут не по восемь долларов :) и романтично брошенная ветка сухого розмарина :)

Ржаные
Брассерия "Крик" (6-я линия Васильевского острова (СПб) - не в смысле "Крик", как у Мунка, а в смысле "Kriek" - это такая вишня и бельгийское пиво с ней, то есть тут бельгийское пиво, много разного, и типа бельгийская (?) кухня. Куме нравится.
6.

Сливочная уха на финский манер, расстегайчик с рыбой, стопочка и пиво.
Ресторан "Квартирка" (6-я Линия В.О., СПб)
* * *
("Жареный цыплёнок с пугающим соусом")
* * *
«...Мы миновали несколько почти опустевших ресторанов, прошли мимо витрин, в которых группа манекенов непрерывно повторяла одну и ту же сцену, и я охотно остановился бы поглядеть на них, но девушка шла быстро, постукивая каблучками, и вдруг воскликнула, увидев неоновое лицо с пульсирующим румянцем, которое всё время облизывалось комично высунутым языком.
– О, бонсы! Хочешь бонс?
– А ты? – спросил я.
– Кажется, да.
Мы вошли в маленький сверкающий зал. Вместо потолка там тянулись длинные ряды огненных язычков, вроде газовых, сверху хлынул теплый воздух – наверное, это и вправду был газ. В стенах виднелись небольшие ниши с пюпитрами; когда мы подошли к одной из них, по обеим сторонам выдвинулись сиденья, будто выросли из стены, сначала неразвёрнутые, как бутоны, они распластались в воздухе и, прогнувшись, застыли. Мы уселись друг против друга, девушка ударила двумя пальцами по металлической крышке столика, из стены выпрыгнула никелированная лапка, бросила перед каждым из нас маленькую тарелочку и двумя молниеносными движениями наполнила обе тарелочки белесоватой массой, которая тут же начала бронзоветь, вспенилась и застыла; одновременно потемнели и сами тарелочки. Девушка свернула свою тарелочку, как блинчик, и принялась есть.
– О, – проговорила она набитым ртом, – я и не подозревала, что так проголодалась.
Я последовал её примеру. Бонс не походил по вкусу ни на что знакомое. Он хрустел на зубах, как свежевыпеченная булка, но тут же рассыпался и таял во рту; коричневая масса, завёрнутая в него, была приправлена острыми специями.
– Ещё? – спросил я, когда она справилась со своим бонсом.
Она улыбнулась, покачав головой. Проходя к выходу, она сунула по дороге обе руки в маленькую нишу, выложенную кафелем, – внутри что-то шумело. Я сделал то же самое. Щекочущий ветерок скользнул по пальцам; руки стали чистыми и сухими».
(Станислав Лем, «Возвращение со звёзд»)